Дюрас маргерит. Маргерит Дюрас: Любовник Дюрас любовник краткое содержание

Маргерит Дюрас (Marguerite Duras) 1914-1995

Любовник (L"ainant) Роман (1984)

Повествователь-женщина рассказывает о своей юности, прошедшей 5 Сайгоне. Основные события относятся к периоду с 1932 по 1934 г.

Девочка-француженка пятнадцати с половиной лет живет в государственном пансионе в Сайгоне, а учится во французском лицее. Ее мать хочет, чтобы дочь получила среднее образование и стада преподавательницей математики в лицее. У девочки есть два брата, один на два года ее старше - это "младший" брат, а другой, "старший", - на три. Младшего брата она, сама не зная почему, безумно любит. Старшего же считает бедствием всей семьи, хотя мать в нем души не чает и любит, возможно, даже больше остальных двух детей.

Он ворует деньги у родных, у слуг, нагл, жесток. В нем есть что-то садистское: он радуется, когда мать лупит его сестренку, с дикой яростью бьет своего младшего брата по любому поводу. Отец девочки служит в Индокитае, но рано заболевает и умирает. Мать везет на себе все тяготы жизни и воспитания троих детей.

После лицея девочка переправляется на пароме в Сайгон, где расположен ее пансион. Для нее это целое путешествие, особенно когда она едет автобусом. Она возвращается после каникул из Шадека, где директором женской школы работает ее мать. Мать провожает ее, вверяя заботам водителя автобуса. Когда автобус въезжает на паром, пересекающий один из рукавов Меконга и следующий из Шадека в Виньлонг, она выходит из автобуса, облокачивается о парапет. На ней поношенное шелковое платье, подпоясанное кожаным поясом, туфельки из золотой парчи на высоких каблуках и мягкая мужская фетровая шляпа с плоскими полями и ши....

Маргерит Дюрас

Любовник

Брюно Нюиттену

Однажды - я была уже в годах - в холле какого-то учреждения ко мне подошел мужчина. Он представился и сказал: «Вы меня не помните, но я знаю вас всю жизнь. Говорят, вы были красивы в юности, а для меня вы красивее сейчас, чем тогда, мне меньше нравилось ваше лицо юной девушки, чем теперешнее - опустошенное лицо».


Я часто вспоминаю этот образ - я одна еще вижу его и никогда никому о нем не говорила. Так он и стоит передо мной, безмолвный, чарующий. Этот свой образ я люблю больше всех других, восхищаюсь им.


Как быстро в моей жизни все стало слишком поздно. В восемнадцать лет было уже слишком поздно. С восемнадцати до двадцати пяти с моим лицом творилось что-то непонятное. В восемнадцать я постарела. Не знаю, может быть, это со всеми так, я никогда не спрашивала. Кажется, кто-то говорил мне, что время, случается, вдруг поражает людей в самые юные, самые праздничные годы жизни. Я постарела внезапно, грубо. Время подчиняло себе мои черты одну за другой, я видела, как они меняются, как глаза становятся больше, взгляд - печальнее, рот - решительнее, лоб пересекают глубокие морщины. Не могу сказать, чтобы это меня испугало, наоборот, я наблюдала, как стареет мое лицо, будто читала увлекательную книгу. Я знала, всегда знала: в один прекрасный день старение замедлится и возобновится обычный ход вещей. Знакомые, видевшие меня семнадцатилетней во время моей поездки во Францию, были поражены при новой встрече два года спустя, когда мне исполнилось девятнадцать. Вот это новое лицо у меня и осталось. Оно стало моим лицом. Конечно, оно еще постарело, но куда меньше, чем можно было ожидать. Мое лицо иссечено глубокими морщинами, кожа сухая и потрескавшаяся. Оно не обрюзгло, как некоторые лица с тонкими чертами, но порода, из которой оно состоит, разрушилась. У меня разрушенное лицо.

А пока мне пятнадцать с половиной лет.

Я еду на пароме через Меконг.

Этот образ так и стоит у меня перед глазами все время, пока паром пересекает реку.

Мне пятнадцать с половиной лет, и я живу в краю, где нет времен года, где всегда лето - жаркое, тягучее, однообразное: я живу в теплом краю, где нет весны, нет обновления.


Я в государственном пансионе в Сайгоне. В пансионе я только ем и ночую, а учусь во французском лицее. Моя мать, учительница, хочет, чтобы дочь получила среднее образование. Тебе необходимо среднее образование, малышка. Но того, что было хорошо для нее, уже недостаточно для дочки. Сначала среднее образование, а потом конкурс на место преподавательницы математики в лицее. Всегда одна и та же песня, с тех пор, как я пошла в школу. Я никогда и не представляла, что мне удастся избежать математики, я была счастлива - пускай мать хоть на что-то надеется. Я видела, как она день за днем устраивает будущее своих детей и свое собственное. Однако настал день, когда она не могла уже строить грандиозные планы для сыновей, и тогда появились другие проекты, она изобретала новые варианты, но они отвечали все той же цели - заполнить, обеспечить наше будущее. Помню, она говорила о бухгалтерских курсах для младшего брата. И об Универсальной школе - каждый год, с самого детства. Надо наверстать упущенное, говорила мать. Это продолжалось три дня, не больше. Не больше. Потом мы переезжали, и разговоры об Универсальной школе прекращались. На новом месте все начиналось сначала. Мать продержалась десять лет. Ничто не могло ее сломить. Младший брат стал скромным бухгалтером в Сайгоне. Школы Виоле в колониях не было, поэтому старшему брату пришлось отправиться во Францию. Он жил там несколько лет, якобы посещая школу Виоле. Но на самом деле не учился. Я думаю, мать об этом знала - ее не проведешь. Но у нее не было другого выхода - следовало во что бы то ни стало отлучить этого сына от двух других детей. На несколько лет он выпал из семейного круга. А мать в его отсутствие купила концессию. Ужасная затея, но у нас, двух оставшихся детей, больший ужас вызвал бы, наверное, только вечно маячащий под окнами убийца, убийца детей, бандит с большой дороги, подстерегающий жертву в ночи.


Мне часто говорили: ты выросла под слишком жарким солнцем, в этом все дело. Но я не верила. Говорили еще: дети, растущие в нищете, рано начинают задумываться. Нет, и это не совсем так. Я видела в колониях опухших от голода детей, похожих на маленьких старичков, но мы-то - нет, мы не голодали, мы были - белые дети; нас мучил стыд, ибо порой приходилось продавать мебель, но мы не голодали; у нас был бой-слуга, и ели мы - да, надо признаться, иногда мы ели всякую гадость, жесткое, невкусное мясо птиц или даже кайманчиков, но его готовил бой, а иногда мы отказывались есть, могли позволить себе такую роскошь - отказаться от еды. Нет, когда мне было восемнадцать лёт, что-то произошло, и мое лицо разительно изменилось. Должно быть, ночью. Я боялась самой себя, Бога. Днем я боялась не так сильно, и смерть не казалась мне столь устрашающей. Но и днем мысли о смерти не оставляли меня. Я хотела убить, убить старшего брата, да, я хотела его убить, раз в жизни одержать над ним верх и потом смотреть, как он будет умирать. Я должна была отнять у матери предмет ее любви, наказать ее за то, что она любила его столь неистово и напрасно, а главное, я должна была спасти младшего брата, моего малыша, спасти его от гнета чужой жизни, слишком живой жизни старшего, не дававшей младшему жить, спасти от мрака, заслонявшего ему свет, преступить закон, провозглашенный старшим братом и воплощенный в нем, зверский закон, воплощенный в человеке, превращавший каждый миг существования младшего в сплошной ужас, в ужас перед жизнью, И вот однажды ужас добрался до самого сердца и убил мальчика.

Повествователь-женщина рассказывает о своей юности, прошедшей в Сайгоне. Основные события относятся к периоду с 1932 по 1934 г.

Девочка-француженка пятнадцати с половиной лет живёт в государственном пансионе в Сайгоне, а учится во французском лицее. Ее мать хочет, чтобы дочь получила среднее образование и стала преподавательницей математики в лицее. У девочки есть два брата, один на два года ее старше - это «младший» брат, а другой, «старший», - на три. Младшего брата она, сама не зная почему, безумно любит. Старшего же считает бедствием всей семьи, хотя мать в нем души не чает и любит, возможно, даже больше остальных двух детей. Он ворует деньги у родных, у слуг, нагл, жесток. В нем есть что-то садистское: он радуется, когда мать лупит его сестрёнку, с дикой яростью бьёт своего младшего брата по любому поводу. Отец девочки служит в Индокитае, но рано заболевает и умирает. Мать везёт на себе все тяготы жизни и воспитания троих детей.

После лицея девочка переправляется на пароме в Сайгон, где расположен ее пансион. Для неё это целое путешествие, особенно когда она едет автобусом. Она возвращается после каникул из Шадека, где директором женской школы работает ее мать. Мать провожает ее, вверяя заботам водителя автобуса. Когда автобус въезжает на паром, пересекающий один из рукавов Меконга и следующий из Шадека в Виньлонг, она выходит из автобуса, облокачивается о парапет. На ней поношенное шёлковое платье, подпоясанное кожаным поясом, туфельки из золотой парчи на высоких каблуках и мягкая мужская фетровая шляпа с плоскими полями и широкой чёрной лентой. Именно шляпа придаёт всему образу девочки явную неоднозначность. У неё длинные медно-рыжие тяжёлые вьющиеся волосы, ей пятнадцать с половиной лет, но она уже красится. Тональный крем, пудра, темно-вишнёвая помада.

На пароме рядом с автобусом стоит большой чёрный лимузин. В лимузине шофёр в белой ливрее и элегантный мужчина, китаец, но одет по-европейски - в лёгкий светлый костюм, какие носят банкиры в Сайгоне. Он неотрывно смотрит на девочку, как смотрят на неё многие. Китаец подходит к ней, заговаривает, предлагает отвезти в пансион на своём лимузине. Девочка соглашается. Отныне она никогда больше не будет ездить в местном автобусе. Она уже больше не ребёнок и кое-что понимает. Она понимает, что она некрасива, хотя, если захочет, то может такой казаться, она чувствует, что не красота и не наряды делают женщину желанной. В женщине либо есть сексуальная привлекательность, либо нет. Это сразу видно.

В машине они разговаривают о матери девочки, с которой ее спутник знаком. Девочка очень любит свою мать, но многое в ней ей непонятно. Непонятна ее приверженность к лохмотьям, старым платьям, башмакам, ее приступы усталости и отчаяния. Мать постоянно пытается выбраться из нищеты. Поэтому, вероятно, она позволяет девочке ходить в наряде маленькой проститутки. Девочка уже прекрасно во всем разбирается, умеет использовать оказанное ей внимание. Она знает - это поможет добыть денег. Когда девочка захочет денег, мать не будет ей мешать.

Уже в зрелом возрасте повествовательница рассуждает о своём детстве, о том, как все дети любили мать, но и как они ее ненавидели. История их семьи - это история любви и ненависти, и истины в ней, даже с высоты своего возраста, она понять не может.

Ещё до того, как мужчина заговаривает с девочкой, она видит, что ему страшно, и с первой минуты понимает, что он целиком в ее власти. А ещё она понимает, что сегодня настало время сделать то, что она обязана сделать. И знать об этом не должны ни ее мать, ни братья. Захлопнувшаяся дверь автомобиля отрезала ее от семьи раз и навсегда.

Однажды, вскоре после их первой встречи, он заезжает за ней в пансион, и они едут в Шолон, китайскую столицу Индокитая. Входят в его холостяцкую квартиру, и девушка чувствует, что оказалась именно там, где ей следует быть. Он признается ей, что любит ее, как безумный. Она же отвечает, что лучше бы он ее не любил, и просит вести себя с ней так же, как он ведёт себя с другими женщинами. Она видит, какую боль причиняют ему ее слова.

У него восхитительно нежная кожа. А тело худое, лишённое мускулов, такое хрупкое, словно страдающее. Он стонет, всхлипывает. Захлёбывается своей невыносимой любовью. И дарит ей безбрежное, ни с чем не сравнимое море наслаждения.

Он спрашивает, почему она пришла. Она говорит: так было нужно. Они впервые беседуют. Она рассказывает ему о своей семье, о том, что у них нет денег. Она хочет его вместе с его деньгами. Он желает увезти ее, уехать куда-нибудь вдвоём. Она ещё не может покинуть мать, иначе та умрёт от горя. Он обещает дать ей денег. Наступает вечер. Он говорит, что девочка на всю жизнь запомнит этот день, воспоминание не угаснет и тогда, когда она совсем забудет его, забудет даже его лицо, даже имя.

Они выходят на улицу. Девочка чувствует, что постарела. Они идут в один из больших китайских ресторанов, но о чем бы они ни говорили, разговор никогда не заходит о них самих. Так продолжается все полтора года их ежедневных встреч. Его отец, самый богатый китаец в Шолоне, никогда не согласится, чтобы его сын женился на этой маленькой белой проститутке из Жадека. Он никогда не осмелится пойти против воли отца.

Девочка знакомит любовника со своей семьёй. Встречи всегда начинаются с роскошных обедов, во время которых братья страшно обжираются, а самого хозяина игнорируют, не произнося в его адрес ни единого слова.

Он отвозит ее в пансион ночью на чёрном лимузине. Иногда она и вовсе не приходит ночевать. Об этом сообщают матери. Мать является к директрисе пансиона и просит предоставлять девочке свободу по вечерам. Вскоре у девочки на безымянном пальце появляется очень дорогое кольцо с бриллиантом, и надзирательницы, хотя и по дозревают, что девочка вовсе не помолвлена, совсем перестают делать ей замечания.

Однажды любовник уезжает к своему заболевшему отцу. Тот выздоравливает и тем лишает его последней надежды когда-либо жениться на белой девочке. Отец предпочитает видеть сына мёртвым. Лучший выход - ее отъезд, разлука с ней, в глубине души он понимает, что она никогда никому не будет верна. Об этом говорит ее лицо. Рано или поздно им все равно придётся расстаться.

Вскоре девочка вместе с семьёй уплывает на пароходе во Францию. Она стоит и смотрит на него и его машину на берегу. Ей больно, хочется плакать, но она не может показать своей семье, что любит китайца.

Прибыв во Францию, мать покупает дом и участок леса. Старший брат все это проигрывает за одну ночь. Во время войны он обворовывает свою сестру, как всегда обворовывал родных, забирает у неё последнюю еду и все деньги. Он умирает в хмурый, пасмурный день. Младший брат умер ещё раньше, в 1942 г., от бронхопневмонии в Сайгоне, во время японской оккупации.

Девочка не знает, когда ее любовник, подчинившись воле отца, женился на девушке-китаяночке. Прошли годы, кончилась война, девочка рожала детей, разводилась, писала книги, и вот много лет спустя он приезжает с женой в Париж и звонит ей. Голос его дрожит. Он знает, что она пишет книги, об этом ему рассказала ее мать, с которой он встречался в Сайгоне. А потом он говорит главное: он все ещё любит ее, как прежде, и будет любить только ее одну до самой смерти.

Пересказала

Повествователь-женщина рассказывает о своей юности, прошедшей в Сайгоне. Основные события относятся к периоду с 1932 по 1934 г.

Девочка-француженка пятнадцати с половиной лет живет в государственном пансионе в Сайгоне, а учится во французском лицее. Ее мать хочет, чтобы дочь получила среднее образование и стала преподавательницей математики в лицее. У девочки есть два брата, один на два года ее старше – это “младший” брат, а другой, “старший”, – на три. Младшего брата она, сама не зная почему, безумно любит. Старшего же считает бедствием всей семьи, хотя мать в нем души не чает и любит, возможно, даже больше остальных двух детей. Он ворует деньги у родных, у слуг, нагл, жесток. В нем есть что-то садистское: он радуется, когда мать лупит его сестренку, с дикой яростью бьет своего младшего брата по любому поводу. Отец девочки служит в Индокитае, но рано заболевает и умирает. Мать везет на себе все тяготы жизни и воспитания троих детей.

После лицея девочка переправляется на пароме в Сайгон, где расположен ее пансион. Для нее это целое путешествие, особенно когда она едет автобусом. Она возвращается после каникул из Шадека, где директором женской школы работает ее мать. Мать провожает ее, вверяя заботам водителя автобуса. Когда автобус въезжает на паром, пересекающий один из рукавов Меконга и следующий из Шадека в Виньлонг, она выходит из автобуса, облокачивается о парапет. На ней поношенное шелковое платье, подпоясанное кожаным поясом, туфельки из золотой парчи на высоких каблуках и мягкая мужская фетровая шляпа с плоскими полями и широкой черной лентой. Именно шляпа придает всему образу девочки явную неоднозначность. У нее длинные медно-рыжие тяжелые вьющиеся волосы, ей пятнадцать с половиной лет, но она уже красится. Тональный крем, пудра, темно-вишневая помада.

На пароме рядом с автобусом стоит большой черный лимузин. В лимузине шофер в белой ливрее и элегантный мужчина, китаец, но одет по-европейски – в легкий светлый костюм, какие носят банкиры в Сайгоне. Он неотрывно смотрит на девочку, как смотрят на нее многие. Китаец подходит к ней, заговаривает, предлагает отвезти в пансион на своем лимузине. Девочка соглашается. Отныне она никогда больше не будет ездить в местном автобусе. Она уже больше не ребенок и кое-что понимает. Она понимает, что она некрасива, хотя, если захочет, то может такой казаться, она чувствует, что не красота и не наряды делают женщину желанной. В женщине либо есть сексуальная привлекательность, либо нет. Это сразу видно.

В машине они разговаривают о матери девочки, с которой ее спутник знаком. Девочка очень любит свою мать, но многое в ней ей непонятно. Непонятна ее приверженность к лохмотьям, старым платьям, башмакам, ее приступы усталости и отчаяния. Мать постоянно пытается выбраться из нищеты. Поэтому, вероятно, она позволяет девочке ходить в наряде маленькой проститутки. Девочка уже прекрасно во всем разбирается, умеет использовать оказанное ей внимание. Она знает – это поможет добыть денег. Когда девочка захочет денег, мать не будет ей мешать.

Уже в зрелом возрасте повествовательница рассуждает о своем детстве, о том, как все дети любили мать, но и как они ее ненавидели. История их семьи – это история любви и ненависти, и истины в ней, даже с высоты своего возраста, она понять не может.

Еще до того, как мужчина заговаривает с девочкой, она видит, что ему страшно, и с первой минуты понимает, что он целиком в ее власти. А еще она понимает, что сегодня настало время сделать то, что она обязана сделать. И знать об этом не должны ни ее мать, ни братья. Захлопнувшаяся дверь автомобиля отрезала ее от семьи раз и навсегда.

Однажды, вскоре после их первой встречи, он заезжает за ней в пансион, и они едут в Шолон, китайскую столицу Индокитая. Входят в его холостяцкую квартиру, и девушка чувствует, что оказалась именно там, где ей следует быть. Он признается ей, что любит ее, как безумный. Она же отвечает, что лучше бы он ее не любил, и просит вести себя с ней так же, как он ведет себя с другими женщинами. Она видит, какую боль причиняют ему ее слова.

У него восхитительно нежная кожа. А тело худое, лишенное мускулов, такое хрупкое, словно страдающее. Он стонет, всхлипывает. Захлебывается своей невыносимой любовью. И дарит ей безбрежное, ни с чем не сравнимое море наслаждения.

Он спрашивает, почему она пришла. Она говорит: так было нужно. Они впервые беседуют. Она рассказывает ему о своей семье, о том, что у них нет денег. Она хочет его вместе с его деньгами. Он желает увезти ее, уехать куда-нибудь вдвоем. Она еще не может покинуть мать, иначе та умрет от горя. Он обещает дать ей денег. Наступает вечер. Он говорит, что девочка на всю жизнь запомнит этот день, воспоминание не угаснет и тогда, когда она совсем забудет его, забудет даже его лицо, даже имя.

Они выходят на улицу. Девочка чувствует, что постарела. Они идут в один из больших китайских ресторанов, но о чем бы они ни говорили, разговор никогда не заходит о них самих. Так продолжается все полтора года их ежедневных встреч. Его отец, самый богатый китаец в Шолоне, никогда не согласится, чтобы его сын женился на этой маленькой белой проститутке из Жадека. Он никогда не осмелится пойти против воли отца.

Девочка знакомит любовника со своей семьей. Встречи всегда начинаются с роскошных обедов, во время которых братья страшно обжираются, а самого хозяина игнорируют, не произнося в его адрес ни единого слова.

Он отвозит ее в пансион ночью на черном лимузине. Иногда она и вовсе не приходит ночевать. Об этом сообщают матери. Мать является к директрисе пансиона и просит предоставлять девочке свободу по вечерам. Вскоре у девочки на безымянном пальце появляется очень дорогое кольцо с бриллиантом, и надзирательницы, хотя и по дозревают, что девочка вовсе не помолвлена, совсем перестают делать ей замечания.

Однажды любовник уезжает к своему заболевшему отцу. Тот выздоравливает и тем лишает его последней надежды когда-либо жениться на белой девочке. Отец предпочитает видеть сына мертвым. Лучший выход – ее отъезд, разлука с ней, в глубине души он понимает, что она никогда никому не будет верна. Об этом говорит ее лицо. Рано или поздно им все равно придется расстаться.

Вскоре девочка вместе с семьей уплывает на пароходе во Францию. Она стоит и смотрит на него и его машину на берегу. Ей больно, хочется плакать, но она не может показать своей семье, что любит китайца.

Прибыв во Францию, мать покупает дом и участок леса. Старший брат все это проигрывает за одну ночь. Во время войны он обворовывает свою сестру, как всегда обворовывал родных, забирает у нее последнюю еду и все деньги. Он умирает в хмурый, пасмурный день. Младший брат умер еще раньше, в 1942 г., от бронхопневмонии в Сайгоне, во время японской оккупации.

Девочка не знает, когда ее любовник, подчинившись воле отца, женился на девушке-китаяночке. Прошли годы, кончилась война, девочка рожала детей, разводилась, писала книги, и вот много лет спустя он приезжает с женой в Париж и звонит ей. Голос его дрожит. Он знает, что она пишет книги, об этом ему рассказала ее мать, с которой он встречался в Сайгоне. А потом он говорит главное: он все еще любит ее, как прежде, и будет любить только ее одну до самой смерти.

Вариант 2

Юность женщины – рассказчицы прошла в Сайгоне. Она, 15-летняя девочка – француженка проживает в пансионе и обучается во французском лицее, поскольку мать хочет, чтобы дочь стала учительницей математики в лицее. Девочка имеет двух старших братьев, из которых тот, что младше, ей очень нравится. Другого же она считает несчастьем семьи, поскольку тот ворует и похож на садиста. А вот мать больше всех детей любит именно самого старшего. Отец служил в Индокитае, умер и вот матери приходится самой воспитывать сыновей и дочь.

Возвращаясь после каникул, она едет в пансион на автобусе и замечает на пароме черный лимузин, в котором сидит элегантный мужчина-китаец. Сначала он на нее смотрел, потом подошел к девчонке, заговорил с ней и предложил довезти до пансиона на машине. Она согласилась. Хоть ей и пятнадцать с половиной, но она понимает, как можно показаться красивой и желанной для мужчины.

По пути в пансион они говорят о матери девочки. Джентльмен оказывается, знает ее. Попытки матери выкарабкаться из нищеты раздражают героиню. Видимо именно потому мать и разрешает девочке одеваться так, словно она проститутка. Девочка понимает, что такое свободное поведение может помочь в добывании денег.

Уже повзрослев, рассказчица вспоминает свои чувства к матери и удивляется, как одновременно могла и любить мать, и ненавидеть.

Тогда, пятнадцатилетней, она понимала, что мужчина будет ей подчиняться, ведь у нее есть огромная власть над ним – сексуальность. Как-то мужчина заехал за девочкой в пансион и увез ее в Шолон – столицу Индокитая. Там в холостяцкой квартире, девочка проводит с мужчиной время в страсти и близости. Он ей дарит наслаждение, а потом они говорят. Девочка рассказывает о своей семье и о том, что у них безденежье. Он просит, чтобы она согласилась уехать с ним, но девочка боится, что покинув мать, сделает ей больно. Он обещает дать денег.

Так они встречаются полтора года. Спят, говорят, но никогда о себе. Он знает, что отец (самый богатый китаец в Шолоне) не допустит, чтобы сын женился на маленькой белой проститутке из Жадека. Да он и не осмелился бы пойти против воли отца. Девочка же знакомит своего любовника с матерью и братьями. После сытного роскошного обеда он всегда отвозит ее в пансион, а иногда она и не ночует в пансионе. Мать не против ее свободной жизни.

Надзирательницы, увидев дорогое кольцо на пальце девочки, перестают делать замечания. Отец любовника против их союза. Он считает, что отношения нужно прервать. Мужчина и сам понимает, что эта девчонка никому никогда не будет верна и когда-то они расстанутся.

Девочка с семьей уплывает во Францию. Во Франции мать купила дом и участок леса, а старший сын проиграл все это за одну ночь. В период войны он ворует у сестры деньги и еду. Умер он в хмурый день. Второй брат умер еще раньше.

Любовник, слушаясь отца, женился на китаянке. Минули годы. Война закончилась. Жизнь девочки текла своей чредой: дети, браки, разводы, написание книг. Через много лет китаец приезжает в Париж с женой и звонит ей. О своей любимой он узнавал от ее матери. Теперь он приехал, чтобы сказать, что любит ее и будет любить ее одну до самой смерти.

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Любовник Дюрас

Другие сочинения:

  1. Женатый любовник Между мужем и женой вспыхивает ссора из-за того, что она подозревает его в измене. Разгневанный муж уходит, а жена жалуется соседке. Та обещает подруге разузнать, справедливы ли ее опасения. У них созревает план: когда муж вернется домой, жена Read More ......
  2. Любовник леди Чаттерлей В 1917 г. Констанция Рейд, двадцатидвухлетняя девушка, дочь известного в свое время художника Королевской академии сэра Малькома Рейда, выходит замуж за баронета Клиффорда Чаттерлея. Через полгода после свадьбы Клиффорд, все это время участвовавший в войне во Фландрии,.возвращается Read More ......
  3. Незрелые ягоды крыжовника Девочку 12 лет привезли в санаторий, где содержатся ослабленные дети. Здесь ей необходимо будет жить до весны. Мир девочка воспринимает как большую проблему, где кто-то бьет, кто-то дразнит, кто-то вытесняет. Она любит маленького красивого мальчика Толика. Для Read More ......
  4. Маргерит Дюрас Биография Маргерит родилась 4 апреля 1914 года в Индокитае, в южном Вьетнаме, который принадлежал в то время Франции. Отец и мать Маргерит были педагогами, которые по призыву правительства поехали в колонию и занялись профессиональной деятельностью. Пробыв недолго в Read More ......
  5. Безумная Евдокия В семье случилось горе. Его жена Наденька лишилась рассудка, а может быть и жизни. И виной тому стала их любимая дочь Оленька, вернее ее эгоизм. Когда же была допущена ошибка, почему дочь выросла такой, ведь вся любовь родителей Read More ......
  6. Неизвестный цветок История неизвестного цветка началась с маленького семечка, принесенного на пустырь ветром. Упавшее в камни семя долго мучилось и не могло прорости. Роса напитала его свой влагой и семечко проросло. Его корни проникли в мертвую глину. Так появился на Read More ......
  7. Некрасивая девочка Данное произведение было написано в 1955 г. Итак, начинается стихотворение рассказом об очень некрасивой девочке, которая напоминает лягушонка среди других детей. Она рыжая и кудрявая, с громадным ртом, очень кривыми зубами и чрезвычайно неприятными и острыми чертами лица. Read More ......
  8. Что передать вороне? Повествование начинается с того, как отец, возвратившись из своего дома на озере Байкал, где он трудился, зашел в детсад за своей дочкой. Затем они проводят время на набережной. Дочка рассказывает о своем детском садике, и спрашивает о Read More ......
Краткое содержание Любовник Дюрас

Маргерит Дюрас

Любовник

Брюно Нюиттену

Однажды - я была уже в годах - в холле какого-то учреждения ко мне подошел мужчина. Он представился и сказал: «Вы меня не помните, но я знаю вас всю жизнь. Говорят, вы были красивы в юности, а для меня вы красивее сейчас, чем тогда, мне меньше нравилось ваше лицо юной девушки, чем теперешнее - опустошенное лицо».


Я часто вспоминаю этот образ - я одна еще вижу его и никогда никому о нем не говорила. Так он и стоит передо мной, безмолвный, чарующий. Этот свой образ я люблю больше всех других, восхищаюсь им.


Как быстро в моей жизни все стало слишком поздно. В восемнадцать лет было уже слишком поздно. С восемнадцати до двадцати пяти с моим лицом творилось что-то непонятное. В восемнадцать я постарела. Не знаю, может быть, это со всеми так, я никогда не спрашивала. Кажется, кто-то говорил мне, что время, случается, вдруг поражает людей в самые юные, самые праздничные годы жизни. Я постарела внезапно, грубо. Время подчиняло себе мои черты одну за другой, я видела, как они меняются, как глаза становятся больше, взгляд - печальнее, рот - решительнее, лоб пересекают глубокие морщины. Не могу сказать, чтобы это меня испугало, наоборот, я наблюдала, как стареет мое лицо, будто читала увлекательную книгу. Я знала, всегда знала: в один прекрасный день старение замедлится и возобновится обычный ход вещей. Знакомые, видевшие меня семнадцатилетней во время моей поездки во Францию, были поражены при новой встрече два года спустя, когда мне исполнилось девятнадцать. Вот это новое лицо у меня и осталось. Оно стало моим лицом. Конечно, оно еще постарело, но куда меньше, чем можно было ожидать. Мое лицо иссечено глубокими морщинами, кожа сухая и потрескавшаяся. Оно не обрюзгло, как некоторые лица с тонкими чертами, но порода, из которой оно состоит, разрушилась. У меня разрушенное лицо.

А пока мне пятнадцать с половиной лет.

Я еду на пароме через Меконг.

Этот образ так и стоит у меня перед глазами все время, пока паром пересекает реку.

Мне пятнадцать с половиной лет, и я живу в краю, где нет времен года, где всегда лето - жаркое, тягучее, однообразное: я живу в теплом краю, где нет весны, нет обновления.


Я в государственном пансионе в Сайгоне. В пансионе я только ем и ночую, а учусь во французском лицее. Моя мать, учительница, хочет, чтобы дочь получила среднее образование. Тебе необходимо среднее образование, малышка. Но того, что было хорошо для нее, уже недостаточно для дочки. Сначала среднее образование, а потом конкурс на место преподавательницы математики в лицее. Всегда одна и та же песня, с тех пор, как я пошла в школу. Я никогда и не представляла, что мне удастся избежать математики, я была счастлива - пускай мать хоть на что-то надеется. Я видела, как она день за днем устраивает будущее своих детей и свое собственное. Однако настал день, когда она не могла уже строить грандиозные планы для сыновей, и тогда появились другие проекты, она изобретала новые варианты, но они отвечали все той же цели - заполнить, обеспечить наше будущее. Помню, она говорила о бухгалтерских курсах для младшего брата. И об Универсальной школе - каждый год, с самого детства. Надо наверстать упущенное, говорила мать. Это продолжалось три дня, не больше. Не больше. Потом мы переезжали, и разговоры об Универсальной школе прекращались. На новом месте все начиналось сначала. Мать продержалась десять лет. Ничто не могло ее сломить. Младший брат стал скромным бухгалтером в Сайгоне. Школы Виоле в колониях не было, поэтому старшему брату пришлось отправиться во Францию. Он жил там несколько лет, якобы посещая школу Виоле. Но на самом деле не учился. Я думаю, мать об этом знала - ее не проведешь. Но у нее не было другого выхода - следовало во что бы то ни стало отлучить этого сына от двух других детей. На несколько лет он выпал из семейного круга. А мать в его отсутствие купила концессию. Ужасная затея, но у нас, двух оставшихся детей, больший ужас вызвал бы, наверное, только вечно маячащий под окнами убийца, убийца детей, бандит с большой дороги, подстерегающий жертву в ночи.


Мне часто говорили: ты выросла под слишком жарким солнцем, в этом все дело. Но я не верила. Говорили еще: дети, растущие в нищете, рано начинают задумываться. Нет, и это не совсем так. Я видела в колониях опухших от голода детей, похожих на маленьких старичков, но мы-то - нет, мы не голодали, мы были - белые дети; нас мучил стыд, ибо порой приходилось продавать мебель, но мы не голодали; у нас был бой-слуга, и ели мы - да, надо признаться, иногда мы ели всякую гадость, жесткое, невкусное мясо птиц или даже кайманчиков, но его готовил бой, а иногда мы отказывались есть, могли позволить себе такую роскошь - отказаться от еды. Нет, когда мне было восемнадцать лёт, что-то произошло, и мое лицо разительно изменилось. Должно быть, ночью. Я боялась самой себя, Бога. Днем я боялась не так сильно, и смерть не казалась мне столь устрашающей. Но и днем мысли о смерти не оставляли меня. Я хотела убить, убить старшего брата, да, я хотела его убить, раз в жизни одержать над ним верх и потом смотреть, как он будет умирать. Я должна была отнять у матери предмет ее любви, наказать ее за то, что она любила его столь неистово и напрасно, а главное, я должна была спасти младшего брата, моего малыша, спасти его от гнета чужой жизни, слишком живой жизни старшего, не дававшей младшему жить, спасти от мрака, заслонявшего ему свет, преступить закон, провозглашенный старшим братом и воплощенный в нем, зверский закон, воплощенный в человеке, превращавший каждый миг существования младшего в сплошной ужас, в ужас перед жизнью, И вот однажды ужас добрался до самого сердца и убил мальчика.


Я и раньше много писала о моей семье, но тогда и мать, и братья были еще живы, и я могла только кружить вокруг да около, не доходя до сути.

Истории моей жизни нет. Ее не существует. Никогда не было исходной точки. Нет и жизненного пути, четко прочерченной линии. Только обширные пространства, и хочется, чтобы все поверили, будто там кто-то есть, но это неправда, там нет никого. Я уже описала более или менее подробно историю моей юности, вернее, ничтожно малой ее части, но по ней можно о чем-то догадаться - я имею в виду переправу на пароме через реку. То, что я делаю сейчас, - и похоже на прежнее, и непохоже. Раньше я говорила только о светлых, вернее, озаренных светом периодах моей юности. Сейчас говорю об оставшемся в тени, о скрытом в той же самой юности, открываю вам вещи, чувства, события, о которых раньше умалчивала. Когда я начала писать, моя среда волей-неволей навязывала мне стыдливость. Окружавшие меня люди считали писательский труд все же нравственным занятием. Теперь мне часто кажется, что писать вообще бессмысленно. Иногда я отчетливо понимаю: да, писать бессмысленно, разве только хочется потешить свое тщеславие или просто плыть по течению. Да, наверное, и еще ради того, чему я не подберу названия, быть может, хочется предать огласке собственную жизнь.

Но чаще я не задумываюсь о причине, вижу пространство, открытое на все четыре стороны, безо всяких стен, и то, что я пишу, все равно не скрыть, не спрятать, и, когда написанное мной прочтут, обнажится вся неуместность текста, даже непристойность, - но дальше я не думаю.


Теперь я вижу: в юности, в восемнадцать лет, даже в пятнадцать мое лицо уже обещало стать таким, каким стало в зрелые годы, когда я много пила. Алкоголь сделал со мной то, чего не сделал Господь Бог, а потом убил меня, вернее, медленно убивал. Но лицо мое состарилось еще до того, как я начала пить. Алкоголь только закрепил эти черты. Как будто во мне угнездился порок - я знала, - но на удивление рано. Так же гнездилось во мне и плотское желание. В пятнадцать лет на моем лице была написана чувственность, хотя я еще не знала наслаждений плоти. Это выражение лица ни от кого нельзя было скрыть. Даже мать, должно быть, замечала его. И братья видели. Вот так все и началось у меня, началось с лица - слишком яркого, утомленного, с запавших глаз, и лицо сложилось преждевременно, до познания.


Мне пятнадцать с половиной. Переезжаю на пароме через реку. Я возвращаюсь в Сайгон - для меня это целое путешествие, особенно если я еду автобусом. В то утро я, как обычно, села в автобус в Шадеке - там работает моя мать, она директор женской школы. Кончаются каникулы, уже не помню какие. Я провела их в маленьком домике при школе, где живет мать.

И вот возвращаюсь в свой пансион в Сайгоне. Автобус для местных жителей отправляется с рыночной площади Шадека. Мать снова провожает меня до автобуса и вверяет заботам шофера - она всегда вверяет меня заботам шофера на случай аварии, пожара, попытки изнасилования, бандитского нападения или поломки парома. Шофер, как всегда, сажает меня впереди, рядом с собой - тут место для белых.

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!